Торстен Мельсхаймер: ”Я хотел велик, а подарили виноградник”
По словам самого Торстена Мельсхаймера, шансов заниматься чем-то другим, кроме как виноделием, у него не было вовсе. Он улыбается — значит, заниматься виноделием ему очень даже нравится, тем более, что вина он делает абсолютно уникальные. Даже для такой винной Мекки Германии как Мозель.
«Сейчас я шестое поколение семьи, а тогда я не хотел шокировать своего отца и говорить ему, что я бы не хотел продолжить его дело. Это всё ещё было в школьные годы и я уже работал на винодельне каждый день после занятий.
На мой восемнадцатый день рождения я помню, что хотел новый велик, а отец подошел ко мне с какой-то бумагой и сообщил, что теперь я владею половиной гектара виноградника Reil Mullay-Hofberg. Нормальный такой подарочек на день рождения!
Трансформация виноградников в органические было для меня первым шагам, об этом я думал ещё в школе. Отец тогда же сказал мне без обиняков: “Делай, но ты отвечаешь за это сам”.
Отец подошел ко мне с какой-то бумагой и сообщил, что теперь я владею половиной гектара виноградника Reil Mullay-Hofberg
Может быть, сегодня совершенно нормально видеть такой погреб как у меня, но в моё время учителя советовали нам выкинуть все эти старые бочки и “вкладываться” в нержавеющую сталь: по их словам, это была единственная возможность делать качественные белые вина. А лично я не люблю, когда мне говорят, что что-то “невозможно”. Наши традиции работы с дубом уходят во времена римлян.
В 90-х идея ферментации в дубе, а сегодня мы точно знаем, что это позволяет вину улучшать свои свойства — ну уж на мой взгляд точно! Для меня ферментация — это живой процесс, и мне, как живому существу, дерево куда ближе, чем нержавейка. Для меня нет сомнений, что жизненные процессы естественнее случаются в дереве, чем в стали.
Сейчас конец весны: как раз становится тепло на улице и в погребе, и, например, две-три недели назад здесь было очень тихо, а сейчас можно слышать, как снова стартовала ферментация и по всему погребу стоит бульканье. Зимой же температура здесь опускается до 7 градусов и всё останавливается.
Мозель всё-таки находится на севере винодельческой Европы, и год от года мы будем получать холодные винтажи, а потому важно, чтобы виноград набирал достаточно сахара. Поэтому мы подрезаем лозы так, чтобы ягоды были как можно ближе к земле: так им будет теплее.
…определение “крутых склонов” сильно девальвировалось: даже уклон 35% сейчас зовут “крутым”
Можно было бы подумать, что работа только с одним сортом винограда делает нашу жизнь более монотонной, но вообще-то нет. Во-первых, с одним сортом куда проще объяснять терруар и его нюансы. Во-вторых, у рислинга столько разных выражений, что с ним никогда не соскучишься. Единственной причиной разрешить здесь какие-то иные сорта был бы факт их устойчивости к болезням.
В своё время многие производители Мозеля ушли с крутых склонов — тех, на которых работаем сегодня мы. Но сейчас есть определенный (и приятный для нас) камбэк на эти склоны: люди всё больше понимают их важность. Другое дело, что определение “крутых склонов” сильно девальвировалось: даже уклон 35% сейчас зовут “крутым”, а там возможно и использование трактора, и прочая механизация, которая позволяет сокращать расходы, повышая урожайность до максимума. Так что технически получить недорогое вино с “крутых” склонов сегодня очень даже возможно.
Мы любим длинную ферментацию — брожение останавливается зимой естественным образом. В остановке нет ничего страшного, вино на зиму по факту застывает. Конечно, мы создаем условия, чтобы ничего плохого с вином в этот период не случилось — всё это происходит в дубе, и опыт у меня с ним большой. От долгой ферментации вина становятся лишь стабильнее, потому что происходит их оксидация, но в Мозеле это не проблема, особенно если заполнять бочки до краев и делать всё как надо.
Людей, требующих натуральных вин, становится всё больше. У нас таких пока около 10% от всего производства. Это тренд и в вине, и в еде. Люди просто устали снова и снова обманываться полуправдой от пищевой промышленности».
